Склеить время в пространстве!

Иркутск. Улица Марата. Видная «сталинка» - «сталинский дом», но дом строгой, прямолинейной архитектуры, то есть, без «сталинских ампиров».

Бабушка держит за руку маленького внука и развлекает его тем, что читает ему все написанное на «памятных досках», которыми обшит дом. «Млад и стар» двигаются от одной доски к другой. Остановились. Бабушка читает: «В этом доме с 1934 года по 1937 год жил и работал писатель-партизан…». Сама себе: «Ну и профессия была у человека? Писатель-партизан!». Внуку: «… жил и работал писатель-партизан Петр Поликарпович Петров». Сама себе: «Жил по 1937-й год. Расстреляли видать писателя-партизана. То ли слишком хорошо писал, то ли слишком хорошо партизанил».

Замечу, что последнее замечание, несмотря на драматизм повода, довольно остроумно.

Бабушку понять легко. Мы живем в стране, в которой, если у человека вторая дата на памятнике 1937-й, то первым делом подумаешь, что он, скорее всего, не в своей постели умер. А если такая дата на памятной доске «здесь жил и работал», то едва ли предположишь, что он в 1937 году переехал на какую-нибудь другую, более для него удобную квартиру.

«Писатель-партизан» не исключение. В 1937 году арестован. Через несколько лет умер на Колыме. Его именем назван иркутский Дом литератора, в котором гнездится та часть иркутского писательства, что выгодно отличается от другой меньшим склочничеством, но крайне невыгодно отличается от всей той же другой части иркутского писательства совершеннейшей кровопочвенной дремучестью.

Мне не встречались люди, близко знакомые с произведениями «писателя-партизана» и едва ли встретятся, но, проходя мимо памятной доски, я часто думаю вот о чем (и невольно подсмотренная / подслушанная сценка опять заставила задуматься).

А почему бы не написать на этой доске, что из этого дома в 1937 году писатель-партизан Петров отправился не в улучшенные жилищные условия, а в НКВД и далее на Колыму? Чтобы проходящие мимо дома люди с воображением - особенно, молодые – на секунду задумывались, что вот в этот двор въезжал воронок из современных телевизионных сериалов про «сталинский СССР», что последний раз на этой улице писатель Петров видел не красочную пиццерию, не популярную парикмахерскую, не помпезный ресторан, а что-то другое – иркутское, деревянное… И все это происходило не в телевизоре, не в помянутых сериалах, а здесь, в Иркутске, прямо на этом месте.

В линейку с «доской Петрова» на том же доме другие доски. Медик В.Г. Щипачев – жил с 1936-го по 1957 год. Медик Ходос Хаим-Бер Гершонович – жил с 1936-го по 1995 год. Педагог фортепьяно Семенцова Любовь Николаевна – жила в доме с 1936-го по 1998-й. Жили с 1936-го! Быть может, прохожий подумает, что все эти медики, работники культуры тогда, в 1937-м, наверняка что-то думали, а может и говорили о только что арестованном писателе. Тряслись ночами, что придут за ними. И все это было опять же не в телевизионном сериале, не в произведениях Солженицына или Шаламова, это было здесь, в Иркутске, в этом доме, рядом с модной пиццерией, рядом с помпезным рестораном…

Вот если дописать на доске памяти об этом факте ареста, если попытаться склеить раздробленное время в одной точке пространства, склеить эпохи в голове мимо бегущего прохожего, писатель Петров может сыграть роль, намного более важную, чем сыграли его книги, которых сейчас никто не читает.

PS: Как внук репрессированного, добавлю (со слов деда и бабушки). В Иркутске редко ездили воронки из легенд о 37-м годе. Город был маленький. Работники НКВД чаще всего приходили пешком, потом вели арестованного по улицам. Скорее всего, именно так и ушел в небытие житель городского центра писатель Петров. Тем более, до небытия ему было рукой подать – всего несколько улиц.

Где государству взять денег? В наших карманах

То, что государство поглубже залезет в карманы граждан в грядущие года, было ожидаемо, поскольку у бюджета заканчиваются источники пополнения.