Смена вех

В своей преподавательской деятельности мне доводилось оказываться в ситуациях, когда надо было за 10-15 минут объяснить аудитории самую «мякотную суть» концепции Освальда Шпенглера. Сам старик Шпенглер красиво, но непонятно именовал свою концепцию «морфологией мировой истории». В разнообразных интернет-шпаргалках для студентов его записали в «цивилизационный подход» или что-то подобное, хотя сам старик ничего хорошего в «цивилизациях» не видел. Он полагал, что цивилизация эта стадия умирания самого живого и хорошего, что есть в истории человечества, а именно культуры. Но культур, всем на радость, много. На место умерших культур приходят новые, никаких органических связей с умершими не имеющие, хотя наука устойчиво заблуждается, пытаясь эти связи выдумать. Классический пример такого заблуждения – идея того, что современная европейская культура как-то связана с культурой античности.

Так вот для аудиторий, далеких от битв великих культурологов (для иркутян поясню, что я сейчас об Освальде Шпенглере, а не о гастролях Михаила Казиника в Иркутске), я, разъясняя Шпенглера, всегда использовал образ подснежника и ромашки. Вот расцвел весной подснежник на пригорке и все ему порадовались. Вот отцвел подснежник к началу лета, а к середине лета на том же самом месте расцвела ромашка. Тоже всех радует. Хотя и отцветет. Но никому в голову не придет утверждать, что ромашка стала результатом какой-то эволюции подснежника, несмотря на то, что она расцвела по времени позже и на том же самом месте. Вот так и с культурами. Вроде на одном месте, вроде последовательно друг за другом, но сами по себе, одна из другой не происходит.

Набережная или бульвар Гагарина в городе Иркутске это для меня теперь еще более яркая иллюстрация к теории Освальда Шпенглера.

За шестидесятые-семидесятые утверждать не возьмусь, но в девяностые, как только исчезло все, что было связано с Горбачевской борьбой за народную трезвость, набережная превратилась в излюбленное место паломничества любителей бухнуть. И если до 1997 года между бухающими и мамочками с детьми (или просто детьми) сохранялся относительный паритет, то в 1997 году в Иркутске грянула кегово-пивная революция и мамочки с детьми были решительно вытеснены пьющей публикой с самых лакомых прогулочных мест (Шпиль, «Ветерок», «Запятая») ближе к старому мосту. Ну а ближе к вечеру пьющие брали под свой контроль всю набережную.

• Фото 2002 года: Автор и его друзья на "пьяной набережной".

Надо, наверное, напомнить, что такое кегово-пивная революция, тем более, ваш покорный слуга был свидетелем ее начала. В самом начале мая 1997 года в том месте, где теперь находится ресторан «Нежный бульдог», выгрузили железный бочонок, а к нему выгрузили девушку по имени Женя. Из бочонка Женя выпустила струю пивной пены. «Это у вас пиво из бочки?» - поинтересовался я. «Это у нас пиво из кег»,- ответствовала Женя. И понеслось. Уже к середине 1997-го года, не говоря уже о последующих годах, пиво из кег можно было выпить в Иркутске на каждом шагу, а на набережной под каждым кустом – все это народное пивоизъявление там покрывал дым повсеместных шашлычек и дикий вой завывающих в повсеместных караоке на открытом воздухе.

Я сам воздал много должного тому пьяному бульвару Гагарина, ибо жил рядом, бывал часто, а в 2002 году даже попробовал увековечить этот бульвар текстом «Выпуклый космос набережной». Процитирую тот текст (в нем взгляд на набережную пятнадцатилетней давности): «Набережная ценилась среди молодежи тем, что здесь продавалось самое дешевое пиво. Каждый мог встретить здесь знакомых, не имеющих телефона или постоянного места жительства. Здесь была принята очень непредвзятая манера общения. Можно было «на ночь глядя» решить свои сексуальные проблемы. Всегда было мало милиции. Впрочем, просто чувство причастности к гуляющим массам очень много значило для жителей города, в котором никогда не было полноценной ночной и уличной жизни... Дети мечтают поскорее вырасти, чтобы прийти на набережную без родителей и разобраться во всем самим. Набережная воспринимается как некая инициация молодежности, место расставания с детством. Первый алкоголь, первая сигарета, первый секс, первый разговор по душам, первая драка, для сотен, а может быть и тысяч иркутян, выросших уже после советской власти, навсегда будут связаны именно с набережной. Прекращение походов на набережную можно расценить как симптом расставания с молодостью, взросления, даже старения».

Так вот этого всего теперь там нет. Нет совсем. Гуляя по набережной, про каждый квадратный метр которой я могу вспомнить и рассказать какую-нибудь смешную или грустную «пьяную историю», я вижу только играющих детей. Там, где «под каждым под кустом был готов и стол, и дом», нет больше никакого пьянства. Только веселые и довольные дети. «Культура пьяниц» ушла. На ее месте воцарилась «культура детей», не имеющая никакого отношения к культуре предшествующей. Мне кажется, что случившееся – одна из главных культурных побед Иркутска в его истории.

Где государству взять денег? В наших карманах

То, что государство поглубже залезет в карманы граждан в грядущие года, было ожидаемо, поскольку у бюджета заканчиваются источники пополнения.